Не та красива, у которой хвалят руку или ногу, а та, у кого весь облик не позволит восхищаться отдельными чертами.

«Письма к Луцилию», 33, 5 (141, с.61)

Одно дело помнить, другое знать! (...) Знать - это значит делать и по-своему, (...) не оглядываясь всякий раз на учителя. (...) Не становись второю книгой! «Письма к Луцилию», 33, 8-9 (141, с.61-62)

Идущий следом за другим ничего не найдет, потому что не ищет. «Письма к Луцилию», 33, 10 (141, с.62)

Истина открыта для всех, ею никто не завладел. «Письма к Луцилию», 33, 10 (141, с.62)

Говорят, что начало - это уже полдела; то же относится и к нашей душе: желание стать добродетельными - полпути к добродетели.

«Письма к Луцилию», 34, 3 (141, с.62)

Дружба приносит только пользу, а любовь иногда и вред. «Письма к Луцилию», 35, 1 (141, с.63)

Ни младенцы, ни дети, ни повредившиеся в уме смерти не боятся - и позор тем, кому разум не дает такой же безмятежности, какую дарует глупость.

«Письма к Луцилию», 36, 12 (141, с.65)

В пространных рассуждениях, написанных заранее и прочитанных при народе, шуму много, а доверительности нет. Философия - это добрый совет, а давать советы во всеуслышанье никто не станет.

«Письма к Луцилию», 38, 1 (141, с.66)

Великая душа пренебрегает великим и предпочитает умеренное чрезмерному.

«Письма к Луцилию», 39, 4 (141, с.67)

Нет несчастнее зашедших так далеко, что прежде излишнее становится для них необходимым.

«Письма к Луцилию», 39, 6 (141, с.67)

Нет лекарства для того, у кого пороки стали нравами. «Письма к Луцилию», 39, 6 (141, с.67)

В речах перед народом нет ни слова истины: их цель - взбудоражить толпу, мгновенно увлечь неискушенный слух, они уносятся, не давая над собою подумать.