ну, но зачем же было переименовывать площадь, помнящую казнь Пугачева?). Как ни изменяй фамилию — Болотова, Болотовская — не избежать уродующих переносов ударения. А человек в русской истории такой, что достоин и памятника в столице!

Еще обиднее с именем замечательного агронома и публициста XIX века Александра Николаевича Энгельгардта. Член «Земли и Воли», питерский профессор, высланный под Смоленск, отдался сельскому хозяйству. Его «Письмами из деревни» тех 80-х годов и сегодня зачитываются, да и многому учатся наши аграрники. Но для имени улицы фамилия, пожалуй, непроходимая, как и у его мудрого однофамиль-ца-академика биохимика В.А. Энгельгардта.

У отечественного земледелия и экономики сельского хозяйства есть свой горестный пантеон имен — перечень мучеников науки, пытавшихся предотвратить разгром нашего крестьянства, а с ним и всего сельского хозяйства. Кондратьев, Чаянов, Дояренко, Челинцев, Макаров... Помню, как осенью 1930 года меня, безусого студента Сибаки (Сибирской сельскохозяйственной академии, уже разбитой на отдельные институты, но для всех она оставалась Сибакой), дрессировали на политэкономии — обучали, как попугая, повторять проклятия вдохновителям правого уклона в науке, сопротивлявшимся коллективизации. Как ругательства гремели слова «кондратьевщина», «чаяновщина», позже, в Тимирязевке, к ним добавили и «дояренковщину», а потом во враги попал и академик Тулайков, посмевший противостоять диктаторским претензиям Вильямса (публично сказал ему «Вы не Вильямс, а Виляемс», но жизнью заплатил не за одно это).

На все эти имена в Тимирязевке не хватит улиц, но можно наименовывать факультеты, кафедры, кабинеты, лаборатории. Пока увековечен один гениальный Чаянов. Как это получилось, стоит пояснить особо.

Уже упоминалось, что этот ученый был авторитетным исследователем истории Москвы. Но мировую славу он заслу