роводы Москвы об этом пе помнят, но версию мы все же опубликовали как предположительную.

С опечаткой в одном из московских имен была связана и вовсе анекдотическая история.

Помню недоумение москвичей, читавших в 1937 году Указ об увековеченьи имени Пушкина к столетию его гибели, когда наряду с неожиданными Пушкинскими улицей и набережной, с городом Пушкином вместо Детского (Царского) села и с непонятным присвоением имени поэта Музею изящных искусств в том же документе был обнаружен загадочный пункт: переименовать в село Пушкинское... село Останкино Московской области!

К этому времени Останкино давно уже числилось не в области, а входило в состав Москвы — с 1928 года в пределы Сокольнического района, с 1930-го — Дзержинского, а с 1936-го — Ростокинского. Никакого другого «села Останкина >> в пределах Москвы, как и в области, не было. Но высокий Указ полагалось исполнять не опротестовывая. А что переименовать? Останкинский парк? Шереметевский дворец? — Нелепо! Кто-то находчиво предложил назвать Пушкинским недавно отстроенный Останкинский студенческий городок...

Сказано — сделано. В уличную сеть Москвы вписались уродливые номерные названия нескольких проездов «Пушкинского Студгородка » — лишь недавно город с ними расстался в итоге реконструкции.

В чем же было дело? Оказывается, в опечатке, допущенной кем-то нерадивым в самом Указе Верховного Совета! В проекте Указа предполагалось назвать именем Пушкина владение его друга, поэта Вяземского — село Остафьево, где поэт бывал желанным гостем. Трудно ли машинистке было заменить неведомое для нее Остафьево на Останкино?

Ошибка совершилась, скоро ли была замечена, не знаю. Да и не принято у нас публиковать поправки к столь высоким документам. Так на благо отечественной культуры было спасено имя Остафьева — Пушкин же в таком довеске ксво-