ДИКИЙ БУМ

Почему стихийная мощь того стилистического периода, который называется здесь «эпохой модерна», присутствует повсюду в облике города, мало того: бросается в глаза, дразнит громоздкостью, бесформенностью или, наоборот, чрезмерной формализованностью? Должны быть определенные движущие силы, которые воплотились в этом стиле и получили в Москве признание как ее основные темы и характерные черты.

Во-первых, интернациональность: Москва и Петербург разделяли общеевропейское недовольство традиционными формами культуры, и здесь это недовольство, может быть, прорвалось более бурно, будучи связано с открытием местных стихийных источников.

Во-вторых, демократизация жизни: роскошь, расцветавшая столь буйным цветом, что грозила задушить под собой жизнь, до некоторой степени пошла в ботву, и стала заметна потребность в визуализации линий жизни, почвы, из которой все это произросло. От эстетизации «L’art pour Tart»¹ к эстетическому оформлению жизни — старая, как мир, мечта о гуманизированной природе и приближенном к ней человечестве. Но имеется в виду не лозунг «Назад к природе!», а желание горожанина отвоевать свое жилище в городе.

Затем — кризис культуры, под которым должно подразумеваться разрушение культуры, накладываемой на жизнь, как корсет, сковывающей ее, исчерпанность унаследованных форм классицизма и ложных путей эклектизма (сделавших, между прочим, столь плодородной почву для радикальной новизны «стиля модерн»).

Форма жизни против формы техники: апофеоз органически-тварного против рациональных форм, лежащих в основе наших городов и нашей деловой эффективности. Прямоугольник ломается, аннулируется растительной линией флоры и фауны. Возникает примат внутреннего и изначального над внешним и вторичным, «культивированным».

О модерне не всегда говорили с признательностью и одобрением. Долгое время он шельмовался как воплощение декаданса, а тот, в свою очередь, рассматривался как лебединая песня загнивающего класса, а то и вообще замалчивался. Но ведь и у нас когда-то, как отмечал Дольф Штернбергер, к

¹

Искусство для искусства {фр.). — Прим. пер.