180    Постигая Москву

ют. С 1922 г. в Консерватории экспериментирует Персимфанс (сокращение от «Первый симфонический ансамбль», оркестр без дирижера). Участие студентов Консерватории в международных конкурсах пианистов или скрипачей интерпретируется как форма борьбы против «старого мира». Теория «отмирания школы» переносится и на Консерваторию.

Легко сегодня взваливать вину за «разрушение» Консерватории на «ультралевых» и говорить о ее «подъеме» в начале 1930-х гг., если достижения авангарда того времени не исполняются и даже не упоминаются. Композиторов, признанных на Западе в качестве предшественников или даже пионеров двенадцатитоновой музыки, например Лурье или Рославца, в Москве не было слышно с 1960-х гг. Весь мир говорит о «Пасифик-231» Онеггера, но молчит о симфоническом эпизоде Мосолова «Завод. Музыка машин». И даже аплодисменты Ленина в адрес предшественника электронных музыкальных инструментов под названием «терменвокс» не спасли от забвения его создателя Л. С. Термена.

В 1930-е гг. была преграждена дорога обоим великим направлениям в советском модерне — «линейному» и «позднеромантическому» модерну (Д. Гойовы), — желавшим, каждое на свой лад, выйти за пределы, поставленные их «буржуазным отцом» Скрябиным. После статьи «Сумбур вместо музыки» в «Правде» от 28 января 1936 г. авангард — и «ультралевые», и великие, уже снискавшие уважение во всем мире Шостакович, Прокофьев и Стравинский — был окончательно объявлен вне закона как «формалистический» и декадентский. Сейчас-то великие реабилитированы.

О том, что лежит между вчера и сегодня, говорят с явной неохотой. В моей программке, посвященной исполнению 4-й симфонии Шостаковича в Большом зале Консерватории, заполненном, к моему удивлению, только наполовину, чего почти никогда не бывает, я с изумлением читаю: «Судьба этой симфонии необычна. Весной 1936 г., когда оркестр Ленинградской филармонии разучил только что законченную партитуру, композитор неожиданно отказался от исполнения. Причиной послужили, по-видимому, сомнения композитора, усилившиеся под влиянием критики его творчества». Это, мягко говоря, перестановка местами причины и следствия. Симфония впервые была исполнена в Консерватории только четверть века спустя, 30 декабря 1961 г., оркестром под управлением Кирилла Кондрашина.

Правда, связь политики и музыки, о разрушительном характере которой говорил еще Платон, имеет временами и отрадный аспект. Как не вспомнить мгновение, когда американец Ван Клиберн, лауреат Первого конкурса пианистов им. Чайковского в 1958 г., и Хрущев, глашатай политики «мирного сосуществования», обнялись на сцене Большого зала! Никогда политическая концепция не могла бы вызвать у людей такую эйфорию, не будь надежды и воодушевления, которые обычно пробуждает музыка. Может быть, сыграло