большие подозрения в том, что он попросту водил за нос всех краснинских и смоленских чиновников. Вот потому-то монеты и не нашли. Здраво порассуждав, я просто не нахожу иного объяснения постигшей наших старорежимных копателей неудачи...»

Таким образом, в расследовании «Дела о гребешках» мы пока продвинулись недалеко. Единственно, в чём удалось преуспеть, так это в том, что мы выяснили однозначно, что пресловутая «деревня» Гребени не имеет к двум бочкам золота никакого отношения. И данная гипотеза возникла у коллеги из С.-Петербурга точно так же, как в свое время из-под пера прекрасного писателя Салтыкова-Щедрина появился поручик Киже.

Но, уважаемый читатель, настоящий охотник за старинными тайнами, разумеется, не может удовлетвориться ответом отрицательным, а тем более неопределённым мычанием. Нет! Его основная задача — довести всякое дело и всякую легенду до логического конца, имея на руках даже такие сомнительные исходные предпосылки. Он по статусу своему, и по роду деятельности непременно обязан выяснить правду и установить скрытую в пучине веков истину, причём однозначно и неоспоримо. А поиск истины в данном случае заключался в том, чтобы вначале теоретически вычислить одно или несколько мест, где в принципе могли быть закопаны бочонки, а затем с помощью приборов электронной разведки установить там наличие под землёй солидной массы цветного металла. Это как программа максимум. Как минимум нужно было пройти те же районы пешком без какого-либо оборудования и удостовериться в том, что клад вблизи Красного если и был спрятан Ковалевским, то уже вынут кем-то ранее.

С чего же следовало начать? А начать следовало с повторного изучения докладной записки пана Ковалевского. Хотя мы с моим научным консультантом прекрасно понимали, что поляк во время допросов лгал налево и направо, но тем не менее создавалось ощущение, что масштаб его лжи был ограничен изначально. На каком-то этапе он всё же говорил правду. Но весь ужас заключался в том, что крохотный кусочек правды он огласил только Петрашкевичу, причём на том этапе, когда их доверительные отношения только-только завязывались и о полной откровенности не могло быть и речи. Иными словами, Ковалевский мог сообщить своему новоявленному компаньону только самые общие сведения о месте будущих раскопок. Он, как человек довольно осторожный, мог сообщить тому только самые туманные сведения касательно их совместных работ. Его речь могла звучать примерно так: «Пойдём (поедем)